помотала головой.
— Ну, хорошо… — я отложила ложку и постучала пальцами по столу, чтобы легче соображалось. — Глаза?..
При этом мои собственные глаза расширились в ожидании ответа.
Но Габи снова мотала головой.
— Тепло, — сказала она. — И всё же не то. Но ты мыслишь в верном направлении. Это был о́рган.
— Какой о́рган?..
— Детородный, — по слогам ответила Габриеля и засмеялась. — Чёрт возьми, Илзе! Лампочки, понимаешь? Лампочки Алладина!
Я поперхнулась супом, который уже успела проглотить, но он почему-то в ту же минуту, как я догадалась, на что намекает Габи, запросился обратно.
— Господи!.. — закрывая и нос, и рот ладонью, простонала я. — Какой кошмар, Габи! Зачем ты сказала?!
А Габриеля смеялась и не могла остановиться:
— Да уж! Я тоже была не в восторге. Хотя на вкус вполне ничего, если, конечно, не знать, что жуёшь бычью мошонку.
— Ох, Габи! Лучше замолчи! — я тоже смеялась, однако мой смех был скорее нервным.
Зато моя подруга теперь заливалась и над собственной историей, и над моей реакцией.
— Да ладно тебе, Илзе! Брось! Вообще, — она чуть сбавила громкость и проговорила на пониженных тонах: — мужчинам это ведь нравится…
Подмигнув мне, Габи посмотрела куда-то в сторону, а затем — вновь на меня.
— Ну же, Илзе. Ну, хоть немного расскажи. Как у вас с Андрисом?
— Нет, — без тени улыбки отрезала я. — Не будем это обсуждать.
— Ладно. Молчу.
И на какое-то время Габи действительно замолчала. Но её выдержки не хватило надолго поддерживать молчаливое состояние.
— Нет уж, я всё-таки спрошу!..
— Габи!..
— Илзе, а что такого? — Габриеля развела руками, словно вопросы её в самом деле были безвинны. — Ну, ладно ещё ты о Тони рассказывать мне не хотела. Но когда вы жили с Максом, как-то же мы могли говорить…
— Нет…
— Илзе.
— Габи.
Мы уставились друг на друга, будто играли в «гляделки», но сейчас вряд ли кто-то бы из нас рассмеялся. Я уже была рассержена, а Габи, чувствуя моё напряжение, пришла в замешательство.
— Ладно, Илзе, просто скажи: у вас с Андрисом всё в порядке?
Я не произнесла ни слова, ни звука. Но Габриеля каким-то образом прочитала ответ по моему взгляду. Возможно, где-то в глубине глаз отразилась моя жалость к самой себе. А может, что-то другое. Тоска? Усталость? Или горечь?..
— Илзе, это ведь ненормально…
— Это нормально, — сказала я. Вздохнула, опустила голову, отодвинула недоеденную тарелку супа, уткнулась локтями в стол и повторила: — Это нормально. Я даже рада, что всё именно так. Поначалу, когда мы только познакомились с Андрисом, мне тоже казалось, будто что-то не в порядке. Думала, это я его как-то отталкиваю. И, честно, я боялась дотронуться до кого-то после Тони. Я не знаю, как тебе это объяснить. С ним у нас было всё и ещё сверх того — гораздо больше, чем я раньше могла себе представить и позволить. С Тони было просто. С ним было естественно. Как бы странно это ни звучало. А потом… А потом мне стали неприятны чужие прикосновения. Я пробовала. Когда появился Стас, помнишь? Мне стало так гадко, так противно… Я думала, пройдёт время, я смогу полюбить другого человека. И тогда всё наладится. Полюбить я действительно смогла. Я люблю Андриса. Но я рада, что ему не нужно что-то большее, чем моя платоническая любовь и забота. Мы говорили с ним об этом. Не сразу, но говорили. Уже после того, как он сделал мне предложение. Он сказал: «Илзе, мы можем попробовать, если ты хочешь. Но всю страсть, которая у меня есть, я отдаю музыке. А в другой страсти я не вижу смысла». Потому он долго не женился. Ему не нужна была любовница. Она у него уже есть. Музыка. Ему нужна была семья. И я стала его семьёй. И я счастлива в этой семье. Счастлива, что не должна отдавать какой-то там супружеский долг, потому что уже его отдаю тем, что я рядом с любимым мужем. Андрис — больше, чем мой муж. Он — мой бог, мой отец, мой друг, мой брат. Он — моя опора, моя вера. Я обожаю его всего, могу обнимать его бесконечно. Но если Андрис отдал свою страсть музыке, то я отдала свою страсть Тони.
— Ты поэтому с ним решила увидеться? — глухо спросила Габи.
— Нет… А может, и да… Не знаю, — мне стало совсем дурно.
Голову заволокли скорбные мысли. Я больше не могла говорить с Габи, глядя ей в глаза, пускай даже понимая, что она не придирается и не осуждает, а всего лишь пробует достучаться. Мне было стыдно, но стыд этот исходил изнутри.
— Габи, — сказала я, — наверное, я ужасный человек. Возможно, я недостойна Андриса, не спорю. Но я сделаю всё, чтобы искупить свою вину.
— Илзе, — Габи перегнулась ко мне через стол и взяла мои запястья в свои ладони, — прекрати себя убивать. Ты слышишь меня? Прекрати.
— Я должна выкинуть этот ключ, — резко подняв голову, выпалила я на одном дыхании. — Прямо сейчас. Идём!
Расплатившись в кафе и так ничего не доев, мы выбежали на улицу.
Смеркалось. Я шагала впереди, Габи — за мной. До моря оставалось ещё метров триста. Мы преодолели их за минуту.
Я достала ключ из сумки. Замахнулась.
И… застыла.
— Габи, выброси ты, — обернувшись через плечо, попросила я подругу.
Габриеля находилась в нескольких шагах от меня. Она сделала отрицательный жест головой.
— Илзе, если ты сама не сможешь, то я тут бессильна.
Я снова повернулась к морю.
Штормовой ветер разревелся в полную мощь. Он швырял волосы мне на лицо, бил ими, бушевал, злорадствовал. Я снова отвела руку для броска.
А затем резко метнула кисть вперёд — к волнам, к снежной кромке.
Габи подошла и встала рядом. Она смотрела вдаль. Потом взяла мою правую руку и разжала мне ладонь.
— Илзе, — сказала Габриеля, — тебе пора к психологу.
— Я уже проходила психотерапию.
— Не помогло?
— Как видишь.
Мы обе смотрели на золотой ключ на моей ладони и больше не знали, что тут ещё сказать.
Глава 15
Покуда Габи две недели находилась со мной, мне казалось, что всё в жизни определённо поправимо. Порой я ловила себя на том, как чувствую необыкновенное всесилие — волну непоколебимой уверенности в себе, будто всё могу преодолеть, пережить, перенастроить. Мы с Габи и плакали вместе, и мечтали, и жаловались, и немного конфликтовали, но тут же находили причины вновь стать во всём дружны.
Без преувеличения сказать, Габриеля была моим лучшим антидепрессантом, несмотря на
